Елена, как вы пришли в профессию реставратора и что вас привлекло в этой сфере?
Всё произошло, как и многое в моей жизни, совершенно случайно. Я родилась в маленьком городке на Кавказе, в Минеральных Водах. Об архитектуре знала очень мало, но всегда много рисовала. И ещё у меня была отличная математика, мой любимый предмет.
Когда я впервые приехала в Ленинград к родственникам, они повели меня в Академию художеств. Мы прошлись по всем этажам, зашли на архитектурный факультет. И мой двоюродный дядя сказал: у тебя есть два предмета, идеально подходящие для архитектуры: математика и рисунок. Почему бы тебе не попробовать? Эта мысль запала в душу. Я готовилась, поступила, что было довольно удивительно, с первого раза.
Во время учёбы у нас был курс реставрации. Его вёл замечательный преподаватель Александр Александрович Кедринский, стоявший у истоков современной реставрации. В Царском селе, где я потом работала, была не классическая реставрация, а скорее воссоздание. Команда была очень маленькая, человек семь-восемь. Я попала к ним и проработала до 1996 года с огромным удовольствием.
Я застала заключительный этап работы над проектом Янтарной комнаты, мы занимались реставрацией Царского села: Зубовского корпуса, павильонов, садовых беседок. Это был период с конца 80-х до начала 90-х годов. Наши проекты пригодились только три года назад, по ним снова начали работать.
Что было самым сложным в работе реставратора?
Самым сложным было практически полное отсутствие материалов. У нас были только исторические ведомости из архивов, фотографии, в основном любительские, сделанные туристами. Чертежей почти не было. И по этим фрагментам, по акварелям того времени мы собирали проекты буквально заново.
Мы всегда сомневались, насколько точно мы воссоздаём оригинал. И однажды на чердаке дворца нашли литую деталь, накладку из соседнего с моим Китайским залом помещения. Когда мы положили эту находку на чертёж, выполненный в натуральную величину, деталь совпала почти идеально, расхождение было всего около пяти миллиметров. Тогда мы поняли, что идём правильным путём.
Насколько часто вам приходилось искать такие детали по крупицам, в разных архивах?
На самом деле, это скорее редкая удача. Иногда казалось, что Бог просто услышал наши сомнения и «подкинул» нам эту деталь, чтобы вселить уверенность.
Похожая история была в Янтарной мастерской. Когда уже отреставрировали одну из флорентийских мозаик, вдруг на аукционе в Германии нашли подлинник, вывезенный когда-то из дворца. Когда его привезли и поставили рядом с копией, оказалось, что новая мозаика по исполнению даже лучше, но при этом очень близка к оригиналу.
Сначала все расстроились, что нашли дубль уже сделанной панели, а не недостающую, но потом, наоборот, обрадовались: появилась возможность сравнить и убедиться, что подход был верным.
Давайте перенесёмся к более позднему периоду вашей жизни. Что вы чувствовали, покидая дом, и почему выбрали Австралию для переезда?
Чувствовала себя очень плохо. Проснулась в феврале 2022 года в пять утра, включила телевизор и увидела прямой эфир с сообщением о начале военных действий. У меня не было сомнений, что произошло. Я пролежала под одеялом несколько часов и поняла, что мне нужно уезжать.
Следующий год ушёл на то, чтобы реализовать этот план. Было много вариантов. Я много лет работала дизайнером интерьеров, и с заказчиками у меня сохранились тёплые отношения. Одна моя заказчица, ставшая близкой подругой, помогла мне, особенно потому, что я уезжала не одна, а с собакой.
Конечным пунктом стала Австралия: здесь уже много лет жил мой сын с семьёй. Но попасть сюда с собакой сложно, поэтому я жила полгода в Испании, откуда уже летела в Австралию.
Когда я оказалась здесь, я не испытывала никаких сожалений, только облегчение, что тяжёлый год позади. Хотя Петербург я люблю очень сильно, и, конечно, больно, что он далеко. Но, с другой стороны, я родом из южного маленького городка, и уклад жизни в Перте во многом напоминает уклад моего детства. Поэтому адаптация прошла легко, было ощущение, будто я вернулась в свои семнадцать лет.

Credit: Elena Volkova. Photo from personal archive.
Первое, что поразило, - это запахи у выхода из аэропорта. Абсолютно незнакомый, экзотический букет.
Второе - ранний ритм жизни. Солнце встаёт рано, люди уже в семь утра идут по улице с кофе, машины заполняют дороги. В Петербурге в это время ещё глубокое утро.
И, конечно, дружелюбие. Элементарное «hello» от незнакомых людей, готовность помочь, подержать дверь, достать сумку. Это производит очень сильное впечатление.
Чем вы занимаетесь здесь, в Австралии? Удалось ли продолжить работу по специальности?
Моя профессия связана не только с умением создавать интерьеры, но и с коммуникацией. Хороший дизайнер должен быть и актёром, и режиссёром: войти в шкуру заказчика, понять его желания, а затем руководить проектом от нуля до момента, когда он приносит чемоданы в готовую квартиру.
Поэтому мне пришлось начать с языка. Параллельно я продолжаю работать дистанционно со своими прежними заказчиками.
Здесь я тоже пробую возвращаться в профессию: помогала знакомой с выбором материалов, ездила по магазинам, чтобы лучше понять местный рынок. Он сильно отличается от европейского. Австралия - очень яркая страна, и, как и в Греции, где я тоже работала, людям здесь не хочется перенасыщать дом цветами и орнаментами. Интерьеры здесь спокойнее, мягче, проще.
Здесь более утилитарный подход: комфорт, мягкие тона, лаконичная мебель. Конечно, можно заказать что угодно из Европы или Китая, но, по-моему, реальной необходимости в этом нет.
Вы написали в соцсетях, что в 66 лет жизнь только начинается. Что начинается у вас сейчас?
Я как велосипедист: если остановлюсь, упаду. Поэтому продолжаю двигаться.
Мне здесь нравится общение, круг людей, он очень комфортный и тёплый. Мне нравится климат, нравится страна. Я поняла, что страны, как и люди, имеют свой характер. С кем-то ты сразу чувствуешь, что подружишься, а с кем-то нет.
С Австралией у меня случилась дружба. Мне здесь по-настоящему комфортно. Поэтому я не оглядываюсь назад, смотрю вперёд и еду дальше на своём «велосипеде».




