Юлия, как вы оказались на островах Тиви и какова была основная цель вашего исследования?
Я работаю научным сотрудником в Сиднейском университете, и это был один из проектов, который мне, можно сказать, достался по счастливому стечению обстоятельств. Не так много людей готовы уехать на семь месяцев в отдалённую общину, а у меня была такая возможность, и я ей воспользовалась.
Главная цель проекта заключалась в том, что организация, в которой я работала, Tiwi Islands Training and Employment Board (TITEB), связана с государственными структурами. Им было важно понять, как сами (жители) Тиви видят своё будущее. Понятно, что чиновник из Канберры не поедет на острова Тиви, чтобы лично спрашивать людей, чего они хотят. Нужно было получить коллективное мнение общины о том, как она видит своё развитие, чтобы затем понять, куда инвестировать, что поддерживать и развивать.
Какие разрешения и согласования необходимы для работы на Тиви? Как на практике реализуется принцип community-led research, то есть исследования под руководством сообщества? С чего началась ваша работа, когда вы приехали?
На самом деле работа началась задолго до приезда. Сначала нужно было получить два основных разрешения. Первое разрешение, стандартное, - это заключение Этического комитета университета, его я оформила в Сиднейском университете.
Второе - это разрешение Tiwi Land Council. Они должны были дать своё согласие уже на месте. Для этого мне нужно было прийти на собрание, выступить с предложением по исследованию, ответить на все вопросы. И только спустя примерно два месяца после этого мне выдали разрешение, и я смогла официально приступить к сбору данных.
Credit: Julia Khukalenko. Photo from personal archive.
Поэтому обеим сторонам было важно встретиться лично, посмотреть друг на друга и понять, все ли к этому готовы. Я была уверена, что выживу где угодно, мне важно было показать дочке, куда мы поедем. Мы шутим, что окончательное решение приняла именно она.
Интересный процесс. А как вы готовились к самой поездке в бытовом плане? Изучали заранее вопросы логистики, погоды, еды? Как собирали чемоданы?
Мои чемоданы - это отдельная история. До этого я жила в России, потом, когда началась война, переехала в Панаму. Из Панамы с одним чемоданом переехала в Австралию. Так что вещи были самым простым пунктом.
Мне было важно другое - понять, куда я еду с точки зрения культуры, социума, антропологии, этнографии. Я часами читала первые публикации об островах Тиви, работы антропологов и этнографов, изучала, как менялась культура, смотрела статистику, любые доступные данные про Тиви. А вопросы еды и заказа продуктов я решила уже на месте.
Как вы выстраивали доверие? С чего начинался этот процесс? С кем нужно было поговорить в сообществе, какие правила важно было учитывать, чтобы вас приняли?
Это очень хороший и важный вопрос. У Тиви small talk устроен не так, как в Сиднее или Мельбурне. Сначала спрашивают имя. Потом спрашивают, откуда ты, и речь идёт не о стране, а о Country в их понимании, о том, какой части Австралии ты принадлежишь, к какой группе. Затем интересуются твоей роднёй, чтобы поместить тебя в семейную систему координат. Они пытаются тут же определить тебя в своей иерархии и в своей картине мира.
Следование этим протоколам очень важно. Нужно отвечать на те вопросы, которые они задают, и не спешить задавать свои. Конечно, есть базовые вещи, например, одеваться в соответствии с тем, как принято в общине, вести себя сдержанно и уважительно.
Очень помогла моя дочка. Они прекрасно понимают, что взрослый человек может «играть роль», но десятилетнему ребёнку притворяться гораздо сложнее. И то, как она себя вела в школе, как быстро встроилась в детский коллектив, сыграло большую роль. Она не конфликтовала, ни перед кем не заискивала, ни с кем не пыталась специально «дружить», но уже через две-три недели играла в футбол с детьми, помогала им с математикой и завела несколько друзей.
Родители одноклассников стали рассказывать о нас другим родителям, и постепенно в общине закрепился образ таких двух русских «классных девчонок». Это очень облегчило мне установление контактов.
По вашим ощущениям, сколько времени прошло с момента приезда до того, как сообщество стало вам больше доверять? И возможно ли вообще стать там «своей»?
Я думаю, что по-настоящему «своей» я стала уже после того, как уехала. Пока я находилась там, всем было понятно, что я приехала с определённой целью, что я хожу на работу, собираю данные, представляю университет и науку. У науки и университетов в Австралии, особенно в контексте колониальной истории, не самая простая репутация. Поэтому к учёным относятся настороженно.
Когда работа была завершена, когда люди увидели, как именно я провожу интервью, что я даю тексты на проверку, что у них есть право на комментарий, а затем увидели итоговый текст, стало понятнее, что бояться нечего. К моменту отъезда у нас были очень тёплые проводы, с танцами, с ритуалами. Те, кто потом приезжали в Сидней, до сих пор мне пишут, мы остаёмся друзьями в социальных сетях.
Credit: Julia Khukalenko. Photo from personal archive.
Я убеждена, что если родители счастливы, развиваются, довольны жизнью и создают для ребёнка пространство безопасности, творчества, любви, то ребёнок будет расцветать вместе с ними.
С бытовой точки зрения не всё было гладко. Огромные игуаны в ванной утром или лягушки, выпрыгивающие из унитаза, - это испытание само по себе. Но для неё всё это было частью невероятного приключения. Она очень стойко переносила бытовые сложности, потому что то, что мы получали взамен, было намного важнее и интереснее.
Какая ваша любимая история или воспоминание, связанное с Тиви?
Наверное, это охота на черепах. Обычный турист или житель материковой Австралии не может просто поехать и поучаствовать в такой охоте. Она разрешена только Тиви, потому что они практикуют её тысячелетиями, их немного, около двух с половиной тысяч человек, и при всём желании они не смогут нанести серьёзный ущерб популяции.
Мне повезло, и однажды нас с дочкой взяли на лодку. На одной лодке было три мужчины, рядом шла другая лодка с несколькими подростками. Мы наблюдали весь процесс. Сначала черепаху высматривают, потом один из мужчин с копьём пытается её подцепить, лодка следует за ней. Несколько раз он промахнулся, и в итоге черепаху, которую поймали с другой лодки, отдали нам.
Самым сильным моментом стал даже не сам процесс охоты, а реакция моей дочки. Для неё сначала это было просто захватывающее приключение. Она не сразу связала слова «охота» и живое красивое животное. А когда увидела большую морскую черепаху, её умные тёмные глаза и одновременно осознала, что её только что убили и собираются есть, это стало шоком.
Она села, закрыла лицо руками и проплакала почти час. Мальчишки с другой лодки не смеялись над ней, скорее мягко улыбались, потому что для них это часть жизни, культурный ритуал, в котором нет ничего предосудительного. Но для неё столкновение с этим было очень тяжёлым.
Мы отказались есть мясо, хотя поучаствовали во всём процессе. Охота там - это не развлечение, а важное культурное событие. Раньше перед выходом в море пели специальные песни. После возвращения мясо распределяют между людьми в общине, выкладывают сообщение в соцсетях, зовут тех, кто хочет прийти. Это всегда большое событие.
И последний вопрос. Как эти семь месяцев, с учётом подготовки и проживания на островах, изменили вас как исследователя, маму и человека?
Представьте группу Аборигенных женщин, которые сидят и плетут корзины из листьев пандануса. Вы проходите мимо них по дороге домой. Вы новые, вы ничего про них не знаете, они ничего не знают про вас. По возрасту вы младше, у вас нет общего контекста. Просто пройти мимо было бы грубо и странно, но и вторгаться в их разговор тоже неправильно.
Мы с дочкой остановились, я подошла и попросила разрешения сесть рядом. Они кивнули. Я села и просто молча ждала, пока появится хоть какой-то ключ к дальнейшему общению.
Мы просидели в тишине минут пять–шесть. Женщины продолжали работать, дочка что-то тихо ворчала, потому что хотела уже домой. В какой-то момент одна из женщин бросила мне в руки серьги, которые они только что сделали. Я сказала, что это очень красиво, спросила, кто их сплёл. Она показала на свою тётю и представила меня ей.
Потом последовал вопрос: «Ты из России?» Я ответила, что да. Опять несколько минут тишины. Следующий вопрос был: «У вас там война?» Я сказала, что война. Потом третья женщина спросила, есть ли у меня семья. Так, очень осторожно, они задавали те вопросы, которые их по-настоящему интересовали, и одновременно проверяли меня. Я старалась отвечать кратко, честно и с уважением.
Эта ситуация научила меня нескольким важным вещам. Во-первых, комфортному отношению к молчанию. В нашей культуре паузы часто воспринимаются как неловкость, их пытаются срочно чем-то заполнить. Там я почувствовала, что пауза может быть комфортной для всех, она даёт пространство, чтобы почувствовать друг друга.
С тех пор я часто использую этот принцип, даю людям пространство и право на молчание, особенно когда я в роли «пришельца». Тиви не любят жёстких иерархий, и если ты слишком активно берёшь инициативу, есть риск, что люди просто закроются и уйдут.
Этот опыт очень поменял меня как исследователя и как человека. Я по-другому отношусь к паузам, к тишине, к тому, как мы входим в контакт с другими культурами. И, наверное, в каком-то смысле лучше поняла и себя. И другой уровень коммуникации с людьми, которые не всегда тебе понятны с первого взгляда.
